– А может, мне работать пойти?

– И пойди, – пожала плечами Алиса.

– Я ведь МИСИ закончила. Специальность: «водопровод и канализация». Знаешь, как это сейчас на рынке востребовано? У тебя, кстати, в гостевом туалете бачок подтекает.

– Скажу Василию. – Василием зовется приходящий помощник по хозяйству, он не пьет, аккуратно является дважды в неделю и выполняет всю мужскую работу по дому.

– Да ведь я все забыла, что в институте учила... – вздыхает Вероника. – И канализацию, и водопровод... Тринадцать лет без работы... Давай, что ли, выпьем? У тебя джин есть?

– Не пью я в такую рань.

– Ну и не пей. А мне налей.

– Может, не надо с самого утряка-то? – слабо отнекивается Алиса.

– Тебе что, подруга, джина для меня жалко?

Делать нечего, и Алиса плетется к бару.

– Мне два к одному смешай, – кричит ей вслед Вероника, – и лимончик порежь, если есть!

«Ты сама хотела такой жизни, – говорит себе по дороге на кухню Алиса. – Ты к этому стремилась. Получай: теперь ты богата. И все еще молода. И никакие, как у соседки, страдания, типа «он меня бросит», тебя не трогают. Ну, может, пока не трогают? И они появятся – когда тебе стукнет, как Веронике, тридцать семь».

Чтобы не сидеть рядом с пьющей соседкой с пустыми руками, Алиса наливает себе в высокий стакан яблочного сока. Сыплет туда пригоршню льда. Сует соломинку.

«Аккуратность – это красота. А красота – это аккуратность».

Так говаривал папа. Алиса была маленькая и не очень понимала, что он имеет в виду. Думала: вырасту и спрошу. Теперь она выросла, а вот спросить-то и не у кого.

Но слова отца накрепко запали в душу. И теперь все, что бы Алиса ни делала, она старается делать аккуратно. И в итоге получается красиво.

Вот и сейчас: в высоком, идеально чистом стакане бултыхаются, словно космонавты в невесомости, кусочки льда. Чуть позвякивают. Стакан запотел и смотрится так, что хоть сейчас помещай его на рекламный плакат.

Теперь коктейль для назойливой гостьи. Одна часть джина. Две части тоника.

К несчастью, к бару является Вероничка. Не утерпела высидеть в одиночестве даже пяти минут. Когда она выпьет, ее немедленно тянет общаться.

– У тебя маслиночки есть? Или оливки? – тут же спрашивает она. – И вообще: сваргань, Алиска, чего-нибудь закусить. Мы ж не алкаши – голый джин хлестать.

Не успевает Алиса усмехнуться и с сарказмом возразить: мол, джин-то хлестать будет одна Вероника, как в дверях нарисовалась прислуга Варька.

Вид у нее взбудораженный. Лицо красное, глаза выпучены. В руке дрожит листок бумаги.

– Что случилось, Варвара? – холодно поворачивается к ней Алиса. Она терпеть не может подобных драматических явлений прислуги. «Сейчас выяснится, что медведка пожрала все петунии», – с неудовольствием подумала она. Однако Варька бормочет совсем иное:

– Вам телеграмма!..

Телеграмма?! В мире Алисы нет места для телеграмм. В ее мире связь осуществляется с помощью мобильного телефона, эсэмэсок и электронных писем. Телеграмма – понятие из другого мира, из прошлой жизни, с которой покончено навсегда... Телеграмма означает нечто чрезвычайно странное и экстраординарное.

Ледяной стакан выскальзывает из рук Алисы. Падает на стол. Джин разливается по столешнице. Стакан грохается на пол и разлетается на мельчайшие осколки. Вероника, застывшая у бара, жадно следит за тем, как меняется в лице Алиса.

Та подскакивает, выхватывает из рук домработницы листок.

Депеша и вправду послана из прошлой жизни. Из Бараблина. Отправлена вчера в десять вечера. В телеграмме – ровно отпечатанные на компьютере строки:

Тетя Вера очень плоха. Приезжай проститься. Клава.

И двух часов не проходит, как Алиса оказывается в аэропорту Шереметьево-1.

Эти два часа успевают вместить в себя, для начала, телефонный разговор с Вадимом. Муж озабоченно-благодушен:

– Ну, конечно, поезжай... Это все ж таки твоя тетя...

– Двоюродная тетя, – поправляет любящая точность во всем Алиса.

– Все равно – она ведь тебе не чужая... Растила, можно сказать... Вызови Василия, попроси, чтоб он отвез тебя в аэропорт и потом отогнал домой машину. Деньги не забудь снять с карточки еще в Москве. Думаю, в этом твоем Бараблине с банкоматами плохо.

– Уж как-нибудь разберусь, – холодно бросает Алиса.

Муж ее любит контролировать все и вся. Он из тех мужиков, кто искренне считает: без его ежеминутного вмешательства и умелого руководства рухнет все: и его фирма, и семья, и дом. Удивительно, как еще инсульт или язву не заработал при таком крохоборском контроле. Впрочем, какие его годы! Ему тридцать пять – значит, все еще впереди.

– Да-да, знаю: ты большая девочка, – фыркает Вадим. – Тогда – счастливого пути. Уж пару дней без тебя как-нибудь обойдусь.

Алисе хочется сказать в ответ что-нибудь язвительное, но Вадим не дает ей такой возможности, кладет трубку.

Самое противное, что Алиса в точности выполнила все его указания. Позвонила в справочную, узнала, когда ближайший рейс до областного центра.

Вызвала Василия. Тот домчал ее на «Лексусе» до Шереметьева-один. Помог выгрузить скромную дорожную сумку – старую, ни в коем случае не от «Луи Вьюитона». Та годится для Парижа и Рима, но никак не для Бараблина.

В аэропорту Алиса сняла в банкомате полтыщи долларов с валютной кредитки и еще десять тысяч – с рублевой.

Совсем не похоже на то, как девять лет назад Алиса отправлялась из Бараблина в Москву.

Деньги зашиты по настоянию тети Веры в трусы.

Плацкартный вагон. Боковая полка. Двое суток пути.

А как она самый первый раз приехала из Москвы в Бараблино?

Пока Алиса проходила контроль безопасности, регистрацию, пока пила кофе в буфете в зале ожидания, все пыталась вспомнить свой самый первый приезд из Москвы в Бараблино. И ничего у нее не получалось.

Похороны мамы она смутно, но помнила.

Отпевание проходило в маленькой кладбищенской церкви.

Алиса помнила, как длинный луч солнца упал на восковое недвижимое мамино лицо – показалось, будто его коснулся своим перстом ангел. Отпевал маму молодой дьяк со стильной бородкой. Он был удивительно похож на мушкетера – скажем, на принявшего сан Арамиса. В небольшой толпе дальних родственников у гроба распоряжалась неизвестно откуда вынырнувшая бараблинская тетя Вера. Смутно помнились и поминки – но уже совсем нечетко.

А потом – бах! – и Алиса уже в Бараблине. В избе, на железной кровати, и тетя Вера будит ее:

– Вставай, Алисонька, а то в школу опоздаешь...

А между этими двумя картинками – московскими похоронами и пробуждением в Бараблине – пустота, чернота, зияющий провал. Провал, как потом сумела восстановить Алиса, длиною в недели... И сейчас самое время заполнить ту лакуну, то выпадение памяти, что случилось, когда ей минуло пятнадцать лет.

Почему умерла ее мама? Как погиб ее отец?

Аэродрома в Бараблине, естественно, нет. Как и железнодорожной станции. Один автовокзал. Поэтому Алиса взяла билет до областного центра. В аэропорту она пересядет на такси.

Если разобраться, она возвращается в Бараблино триумфаторшей. Женой столичного миллионера, в шмотках от «Гуччи» и «Фенди», богатая, счастливая, одним словом – победительница. Только ощущения от победы какие-то странные. По крайней мере, ликовать ей совсем не хочется. Наверно, потому, что только она, Алиса, знает, через какие тернии ей пришлось пройти.

Будь у нее выбор, она предпочла бы стать простой небогатой женщиной. Кем, например? Ну, допустим, инженершей, или бухгалтершей, или филологом. Лишь бы только мама осталась с ней. И был бы рядом отец.

Алису приглашают на посадку. Ее одну, лично. Она – единственный пассажир, летящий бизнес-классом.

После того как пару раз слетаешь «не как все», уже очень трудно возвратиться в экономический салон. К хорошему быстро привыкаешь. Если у тебя, конечно, есть деньги.